Как родителям пережить смерть ребенка: помощь психолога

Сложно поверить, что это — реальность

— С кем стоит связаться в первую очередь, и о какой помощи просить?

— В первую очередь, стоит найти близкого человека – как правило, это муж, но может быть сестра, мама, кто-то из друзей, кто возьмет на себя все функции общения с внешним миром. Потому что состояние, в котором оказывается женщина, — это шок. В таком состоянии сложно принимать взвешенные решения, и хорошо, если рядом окажется человек, способный объективно и здраво оценивать ситуацию, который сможет переводить с языка внешнего мира те вопросы, которые женщине нужно решить, и сообщать вовне ее ответы.

Вопросы, связанные с похоронами, возникнут чуть позже. А пока женщина впадает в состояние оцепенения: ей сложно поверить, что то, что произошло – это ее реальность.

Если есть возможность в этот момент пригласить к себе кого-то близкого, — это лучшее, что женщина может сделать для себя.

Насколько знаю, если случилось страшное, к женщинам, перенесшим перинатальную потерю, роддома сейчас могут пускать близкого человека, например, мужа, даже в то время, когда других посетителей не пускают.

Также женщине стоит знать, что она имеет право видеть ребенка, подержать его на руках, с ним сфотографироваться. Кому-то мои слова могут показаться странными – многие женщины не сталкивались со смертью, вообще никогда не видели мертвых людей, и это может пугать. Но проходит какое-то время — и мамы, и папы начинают жалеть, что они не посмотрели на своего ребенка, не подержали его, у них нет ничего, что бы о нем напоминало.

Если говорить обо мне: мои руки помнят тело моего малыша.

Важным действием оказалось то, что муж сфотографировал нашего сына, я знала, что это фото у него есть, и поначалу очень боялась этого кадра. Но в день похорон, которые были через неделю, я сама попросила мужа прислать мне этот снимок. Сейчас, когда прошел год, у меня время от времени возникает желание посмотреть на личико сына, это – очень дорогие для меня воспоминания.

Все перечисленные ситуации в абсолютном большинстве случаев воспринимаются женщиной как смерть ребенка.

— Часто женщина, ребенок которой умер, лежит в одной палате с женщинами, родившими здоровых малышей. Как ей вести себя с ними?

— Здесь сложно дать совет. Те роддома, у которых есть физическая возможность положить такую женщину отдельно, это делают. Я бы рекомендовала покинуть роддом так быстро, как позволит врач, потому что крики и вид младенцев и кормящих мам очень ранит. Это просто разрывает сердце женщине, которая тоже хотела испытать радость встречи с малышом, но все получилось иначе.

«Так хотелось бы, чтобы Дуня была с нами»

Дуня — четвертый ребенок в семье Войтенко. О ней знает, в том числе, и сестренка, родившаяся уже после ее смерти. Ей 4,5 года, девочка любит рассматривать семейные фотографии. Показывает на Дуню и говорит: «Это моя старшая сестренка, она умерла, я люблю ее». Если увидит на фото игрушку Дуни, с которой сейчас играет сама, радуется, что когда-то ей играла старшая сестра.

— Умерший ребенок все равно остается членом семьи, — говорит отец Александр. — Мы благодарны Богу, что у нас родилась Дунечка, Он и нам дал очень важный, серьезный урок, и ей дал возможность пройти ее крестный путь по земле. Мы многому научились. Мне часто приходится отпевать, я всегда с очень большим уважением относился к материнскому горю, и это уважение в чем-то связано с образом Богородицы, Которой выпало оплакивать Своего Сына. После нашей истории я стал еще больше уважать свою жену. А еще почувствовал, что вокруг больного ребенка всегда семья становится целостной, крепкой.

Протоиерей Александр Войтенко отмечает, что после ухода Дуни он находит слова утешения для родителей, столкнувшихся с таким же горем — утратой ребенка. Теперь он окормляет реабилитационный центр, где занимаются дети с ДЦП, аутизмом, синдромом Дауна.

Люди по-разному переживают горе

Кто-то справляется быстрее, а кто-то не может выйти из этого состояния долгие годы. Системно-векторная психология Юрия Бурлана объясняет, почему так происходит. Каждый человек имеет свои особенности. Тяжелее всех справиться с потерей ребенка человеку с анальным и зрительным векторами.

Для человека с анальным вектором семья — это святое. Это то, ради чего он живет. И то, что случилось с его ребенком, он воспринимает как огромную несправедливость. Особенность проявлений анального вектора в том, что для него прошлое важнее настоящего

Поэтому такому человеку очень важно сохранить память. Он может бесконечно смотреть фотографии или перебирать вещи умершего ребенка, каждый день посещать его могилу на кладбище

Человеку с анальным вектором труднее всего проститься с прошлым, простить всех и после потери ребенка начать жить дальше. Однако память, прошлое, воспоминания могут стать светлыми, когда мы не говорим «с тоской: их нет, но с благодарностью: были».

Зрительный вектор дает своему обладателю необычайную амплитуду чувств и переживаний. Для человека со зрительным вектором очень важна эмоциональная связь. Разрыв эмоциональной связи, который происходит со смертью ребенка, приносит страдания, которые в полном смысле слова кажутся невыносимыми. Могут даже появиться суицидальные мысли. Потому что именно в любви и эмоциональной связи заключен смысл жизни зрительника

Очень важно, чтобы рядом с таким человеком были другие люди

В зрительном векторе заложена огромная сила любви, самая большая, какая есть на земле. Но если человек замыкает ее на себя, начинает жалеть себя, то состояние его только ухудшается, вплоть до приступов истерики и панических атак. Но если всю силу любви зрительного вектора переключить на других, то боль в сердце отступает, жить становится легче. Нет, душа не черствеет, не стирается память об ушедшем ребенке. Но появляется смысл, а с ним и силы жить. И постепенно возвращается радость.

Переживание горя в других векторах тоже дает свои особенности. Многим помогли справиться с потерей ребенка тренинги по системно-векторной психологии Юрия Бурлана. Вот некоторые из отзывов:

Нести крест придется всем

– Сейчас у людей существует огромный страх того, что у них может родиться больной ребенок. И мысль: «А если он будет больным, зачем ему мучиться? Может, лучше вообще не рожать? Ради него же…»

– Мне кажется, что этот вопрос – одно из стереотипных заблуждений века сего, скрывающих в себе ложный логический переход. Таких немало. (Например: «Рожать много детей – плодить нищету?») И в этом псевдо-логическом переходе: «Если будет больным, то зачем ему тогда вообще рождаться?» мы уже совершаем преступление. Мы посягаем на жизнь. Так что давайте лучше остановимся на первой половине этой фразы: «А вдруг родится больной ребенок?» И вот это будем анализировать.

Мне вспоминаются слова архимандрита Иоанна (Крестьянкина), обращенные в письме к одной матери: «Задача родительского воспитания – это научить ребенка нести свой крест. Потому что нести крест придется всем». Здесь мы подходим к тому, что абсолютно здоровых людей нет. Но каждый из нас, имея ту или иную болезнь, наслаждается даром жизни, дорожит ею и считает величайшим даром.

Это справедливо в отношении любого человека. Рождается ли он инвалидом или становится им в течение своей жизни… Проживает ли он длинную жизнь или совсем коротенькую… Эта жизнь полная и цельная, независимо от того, сколько она длится. Она – не какое-то таинственное стечение случайностей, а Дар Божий и возможность обрести жизнь вечную. Это и есть ее смысл. И в этом ключе вопрос: «А вдруг родится больной ребенок?» находит некоторое разрешение

Наша задача как родителей, у которых особый ребенок (или обычный ребенок, не важно), – помочь ему войти в вечность, найти свой опыт Богообщения, научить его нести свой крест. А для этого его нужно в первую очередь родить

– Можете вы дать какие-то советы родителям, у которых в семье окажется особый ребенок? И окружающим их людям?

– Родителям, наверное, – слушать свое сердце. Не только от ума действовать. Хотя и он может сыграть положительную роль. И умом, и сердцем нужно разобраться, что это такое. И, поверьте, вы откроете для себя новый мир. То, что вам, по незнанию, казалось страшным и тягостным, окажется новой, неизведанной, удивительной стороной жизни.

Что касается окружающих… Знаете, я всегда с благодарностью вспоминаю всех, кто просто по-человечески, с пониманием того, что у нас начался особый период жизни, к этому отнесся. Особенно дорога живая любовь и приветливость к больному ребенку. А самое неадекватное отношение – это нечто вроде: «Ой, бедные, как вам не повезло!»

– Стоит ли предлагать помощь и как правильно это делать?

– Если вы сами почувствуете, что чем-то можете помочь, вы эту помощь предложите. Я ощутил очень большую поддержку со стороны всех. Самая важная помощь – по дому и с детьми. У нас всё это взяла на себя моя мама. Спасибо ей огромное. Один знакомый понял, что нам предстоит много медицинских обследований, и подарил страховку в платной клинике. Это нас спасло от очередей. Что касается затрат на лечение, то благодаря квоте всё было бесплатно.

Гораздо важнее денег простая жизненная поддержка, понимание. Я очень благодарен нашему настоятелю отцу Георгию Студенову за то, что он два года не посылал меня на дополнительное образование (это занимает много времени) и снял с меня тогда все дополнительные послушания. Вот это была реальная помощь.

Младенец, который не кричит

В месяц Дуне подтвердили синдром Дауна.

— Первое время очень остро становится вопрос: кто виноват. Хотя очень часто он не произносится, — говорит Екатерина. — Но мысли, а кто причина всему этому, все равно появляются, пусть и без обвинений

Ты начинаешь думать, что, наверное, дело в тебе… И здесь очень важно сразу их отогнать и четко сказать себе, супругу, родителям: «Не виноват никто. Так случилось»

А еще рождение Дуни разделило жизнь семьи на «до» и «после». Потому что одно дело — теоретически принимать людей с особенностями, но, когда это происходит с тобой, с твоим ребенком — все совсем по-другому, ты меняешься.

Родители решили не скрывать этого от близких. Рассказали и старшим детям, которым тогда исполнилось 9 и 7 лет. Мальчикам сказали, что у девочки слабое здоровье. «Она может умереть?» — спросили братья. — «Да».

— Это было бы правильно — не скрывать диагноз, — говорит отец Александр. — Молчание — это как пружина в напряжении, рано или поздно все равно распрямится. Сообщая другим, ты уже принимаешь диагноз и дальше просто живешь с ним.

— Сначала было сложно проговаривать его, — добавляет Екатерина. — И я первое время говорила не «синдром Дауна», а «трисомия 21-й хромосомы» — кто поймет, тот поймет. Именно Дуня раскрыла, сколько вокруг нас хороших людей, готовых поддержать! Одна подруга, у которой был опыт общения с особыми детьми, сказала: «Катя, я понимаю, что для вас эта история — неожиданность. Но я не вижу в ней трагедии».

Семья приняла, что Дуня медленнее развивается и требует больше внимания и усилий. Родители радостно фиксировали любое достижение Дуни — сама протянула руку за игрушкой, начала держать головку, стала переворачиваться. Но проблемы с сердцем заставляли их волноваться за девочку.

Их жизнь строилась по ритму дочки — кормление по будильнику, каждые два-три часа на протяжении суток. Дуня была настолько слабой, что не могла, как другие дети, криком сообщать о своих потребностях.

— Тяжело, когда ребенок лежит молча и ты не понимаешь, что она, бедненькая, чувствует, что ей хочется, — вспоминает мать Дуни.

Строго по расписанию надо было давать девочке множество лекарств, три раза в день слушать пульс, записывать в тетрадь. Девочка тяжело переносила простуды, и начинающийся насморк в дальнейшем мог привести к госпитализации.

— Я так для себя и не поняла, как правильно нужно устраивать быт семьи, когда в ней есть ребенок-инвалид, поскольку жизнь в бытовом плане очень сильно меняется, — говорит Екатерина. — Но в какой-то момент я сказала себе: «Да, у нас вот такой малыш, но ведь есть и другие дети, которым нужны силы и любовь». Младшему сыну тогда вообще было два годика. Я боялась, что мальчики будут как-то негативно относиться к сестренке, что она забирает столько внимания, изо всех сил старалась, чтобы этого не было, привлекала их поиграть с Дунечкой, в чем-то нетрудном помочь, чтобы им было интересно. Всегда была важна поддержка мужа, и физическая, и моральная, духовная, он всегда умеет взбодрить, — рассказывает Екатерина.

Очень помогала семье бабушка — мама отца Александра. Она постоянно держала Дуню на руках, чтобы девочка чувствовала тепло, оставалась со старшими детьми, когда их папа был на службе, а мама — в больнице. В стационары с Дуней Екатерина ложилась часто.

Семья ждала, что Дуне сделают операцию на сердце и она поправится. Ее должны были сделать девочке в полгода.

Светлое прощание

— У Дунечки все развивалось стремительно, на фоне простуды. Начался насморк, и потом ей резко стало плохо. Вызвали скорую, нам сказали: «Мы сейчас не имеем права куда-либо вас везти, потому что девочка находится в глубокой коме и ей нужен полный покой», — вспоминает протоиерей Александр Войтенко.

Священник тогда только вернулся со старшими детьми и воскресной школой из паломнической поездки. «Успели», — говорит он. Вокруг Дуни собралась вся семья, прочитала отходную, дочка все время была на руках у бабушки.

«Только молока прибавилось, как Тата от нас ушла». Мама ребенка с синдромом Эдвардса – о любви и потере

— Тяжело было, когда служил литию, впервые упомянуть дочку в молитве «Со святыми упокой…», я не выдерживал, — продолжает отец Александр. — На отпевании просил подстраховать другого священника, если вдруг не смогу. Младенческое отпевание — отдельный чин, мне приходилось его совершать несколько раз, и мне он кажется очень светлым, жизнеутверждающим. Я смог собраться и дослужить сам, и мне прощание запомнилось как раз некой светлой торжественностью. Казалось, все родственники, друзья приехали не чтобы нас жалеть, а чтобы приобщиться к священному моменту — младенец завершил свой крестный путь и мы просим, чтобы Господь принял его в Свою Вечную Обитель.

На похороны родители не нанимали спецтранспорт

Им было важно и дорого самим проводить Дуню в последний земной путь, в той машине, в которой она ездила вместе с ними

Сейчас на ее могиле отец Александр не служит панихиду — ему кажется это неуместно для младенца, а только литию. При жизни Дуня любила маленькие белые хризантемы, семья привозит ей именно их.

Эмоциональное состояние родителей

Во времена наших предков детская смерть была распространенным явлением. В старину говорили, что не каждому семени суждено стать колосом. Но в семьях рождалось помногу детей, тогда как сегодня многодетные родители – редкость. И отношение к смерти детей изменилось: нет ничего более страшного, чем похоронить единственного ребенка. Однако даже с такой утратой нужно смириться, чтобы обрести душевное равновесие.
 
Что переживают родители после смерти ребенка? Огромное чувство вины, вместе с малышом они как будто теряют часть себя. Нередко говорят, что лучше бы сами умерли, чем видели такое. После первого шока родители начинают винить врачей и себя самих в том, что не смогли спасти ребенка от смертельной болезни. 
 
Если ребенок погиб в результате несчастного случая, родители начинают прокручивать события страшного дня снова и снова. Велика возможность «застрять» в прошлом без поддержки со стороны близких и профессиональной помощи психолога и психиатра. 

Осознание потери

Священник Андрей Ткачев.Фото с сайта pravoslavie.ru

— Когда женщина узнает, что беременна, у нее постепенно возникает ожидание счастья, причем это происходит при каждой беременности, особенно когда ребеночек начинает впервые шевелиться. Многим удается наладить какой-то диалог с младенцем, пока он в утробе. Возникают мечты, какой он будет, каким вырастет. То есть мама настраивается на будущую счастливую жизнь. И вдруг всего, что представлялось, не происходит, а происходит совсем противоположное. Тогда переживание кризиса приводит женщину к полному обездвиживанию, в том числе физическому. Ей очень тяжело, и она сама себе не может помочь. Врачи-гинекологи говорят, что к психологам такие женщины не идут.

— Куда идут эти женщины?

В том-то и дело, что они никуда не идут. Обычная их позиция: «Мне нужен мой ребенок, а не консультация психолога. Я сама все понимаю».

— Конечно, понимает такая женщина далеко не все. Но ее состояние вполне объяснимо. Происходят физические изменения: организм настраивается на кормление, на будущую заботу о новорожденном. Весь строй жизни получает некую специфическую направленность. И вдруг этот строй ломается. Похожее происходит при аборте. Но там действует злая человеческая воля — желание прервать беременность. Организм настроился на одно, а злая воля человеческая обрушила все это, и организм бунтует, ведь процессы в нем круто повернули в другую сторону. Это сродни какой-то своеобразной пытке.

Я думаю, что мужчина адекватно осознать то, что происходит с женщиной, потерявшей ребенка, не может и женщина, не переживавшая ничего подобного, также, наверное, понять до конца этого не сможет.

— Чаще всего мужчина говорит, что это — проблема женщины и его не касается.

— Конечно, это неправильно. Это не проблема только женщины. Но все же хорошо, если она найдет себе собеседника в лице другой женщины, пережившей ту же потерю. Люди, имеющие сходные проблемы, способны выслушать друг друга и понять без подробных объяснений. Однако и мужчина, отец неродившегося ребенка, может чувствовать нечто подобное. Он не способен физически пережить потерю ребенка, но психологически и сердечно переживание потери ему доступно. Разумеется, страдание не может быть вынужденно-волевым, мужчине не нужно убеждать себя: «Я должен страдать вместе с ней». Нет, человек страдает неконтролируемо. Потеря ребенка — горе двоих.

— Что касается переживания горя мужчинами, в редком, идеальном случае он сострадает женщине и через сострадание сам реабилитируется. В основном, по моим наблюдениям, мужчины пьют, либо делают вид, что все нормально, ничего не случилось, либо ищут виноватых. Существует статистика, что когда рождается ребенок-инвалид, то 50 % мужчин уходят из семьи. Мне кажется, что в основном реакция современных мужчин — отстранение.

— Получается, мужчины в ситуации потери оказываются на голову ниже и слабее? В горе мужчина становится закрыт, лукав, убегает от проблемы в сторону или совсем оставляет женщину одну с проблемой?

— Это обобщенная картина, конечно. Женщина, находясь в горе, не видит зачастую того, что у нее разрушается семья. Она настолько углублена в себя, что у нее нет возможности посмотреть вокруг.

— Мне кажется, что несколько легче пережить трагедию потери ребенка человеку, у которого уже есть дети или какие-то другие серьезные обязательства в жизни, например больная мать на руках. Тогда жизненные трудности не позволяют полностью отдаться горю и даже помогают его преодолению. Великое горе требует одиночества, хочется скрыться куда-то, спрятаться, больно выходить на люди, улыбаться или здороваться. Человеку, переживающему потерю, мир кажется каким-то оскорблением. Все вокруг продолжают жить так, как будто ничего не произошло: ходить на работу, растить детей. И здесь к страдающему человеку могут приходить мысли: «Ну почему у них есть, а у меня нет?» Это — уже предосудительная зависть.

Есть очень древнее мудрое правило: в самой большой беде или трауре человек не должен надолго удаляться от общества, пребывание в беспрерывном состоянии тоски и печали влечет за собой разрушение личности скорбящего. Нужно общаться с остальными людьми, превозмогая боль и, конечно, отсеивая ненужные, задевающие за живое темы.

Как жить, если твоих детей, твоего будущего уже нет?

Невыносимая боль, тоска, отчаяние — вот чувства, которые испытывает родитель при утрате ребенка.

Чувство вины оттого, что не уберег, не смог помочь вовремя, не предотвратил трагедию.

Гнев на того, кто виноват, на того, кто выжил. На судьбу. На Бога, который допустил все это.

А еще трудно смотреть на других детей. Потому что они живы, они радуют своих родителей. А моих детей нет нигде на этом свете. Кроме фотографий, видео и воспоминаний.

Воспоминания — это все, что остается. Воспоминания без надежды на будущее.

После смерти ребенка жизнь как будто разлетается вдребезги. И непонятно, как собрать эти кусочки. И как снова начать жить. И самое главное, что непонятно, — зачем жить.

Если в вашей жизни или в жизни ваших знакомых произошла такая трагедия, дочитайте, пожалуйста, эту статью до конца. Мы постараемся помочь вам пережить смерть ребенка. Системно-векторная психология помогает справиться с тяжелыми состояниями и найти потерянный смысл жизни.

«Жизнь ее будет недолгой…»

– У вашей Дунечки был синдром Дауна. Расскажите, какие они, эти детки.

– Врач-генетик сообщила нам после анализа крови на кариотип о наличии в клетках Дунечки лишней хромосомы (что и называется синдромом Дауна). Она рассказала, что такой ребеночек может родиться в любой генетически здоровой семье. Вероятность 1 из 1000. Причем это не зависит ни от вредных привычек, ни от негативных экологических факторов. Это природное отклонение встречается не только у человека, но и у животных.

У многих возможность появления такого ребенка вызывает чувство ужаса. Но когда на практике встретишься с этим, оказывается, что ничего страшного нет. Это родной и живой ребенок. Любимый. Который еще и несет на себе такой большой груз, такой крест.

Из-за лишней хромосомы в каждой клеточке у него особым образом устроены все ткани, весь организм. Он развивается гораздо медленнее, чаще подвержен различным болезням. Любой простой навык требует гораздо большей тренировки и участия со стороны родных. Поэтому, кстати, детки с синдромом могут хорошо развиться именно в семье, а не в интернатах. При этом все, кто имеет опыт общения с детьми с синдромом Дауна, называют их «солнечными». Они, действительно, очень радушные, и проявляется это с младенчества. Очень светлые и благодарные!

Еще до рождения нашей Евдокии в наш Тропаревский храм зашел мужчина и попросил отслужить благодарственный молебен. В его респектабельной семье после двух здоровых детей родился третий – с нежданным синдромом Дауна. В платной клинике, где они рожали, врачи обрушили на них целую атаку и месяц убеждали оставить ребенка в больнице. Сначала родители не могли себе даже представить, как можно отказаться от собственного ребенка! Но под жутким натиском начали сдаваться.

Возвращаясь из больницы, этот мужчина заметил бедную женщину с 12-летней дочкой с синдромом Дауна. И вызвался помочь им донести сумку. Они разговорились, и женщина искренне призналась, что это замечательные дети. Они очень отзывчивые, чувствительные, любящие. И как раз сказала это слово – БЛАГОДАРНЫЕ. Увидев живой опыт этой матери, живого ребенка, он отбросил все сомнения.

Они с женой и малышом счастливо выписались из больницы, окрестили его. И, как он сам сказал: «Испытали радость победы над соблазном». Вот по этому поводу он и просил отслужить молебен.

– А часто предлагают отказаться от подобных деток? Как вообще работает наша медицинская система в таких случаях?

– Сразу хотелось бы сказать, что нет такой юридической процедуры, как отказ от ребенка. Женщина нигде не пишет, что я, мол, отказываюсь и поручаю его заботе государства. Она просто уезжает и бросает свое чадо в больнице, а персонал фиксирует его как подкидыша. Получается, что даже с точки зрения закона – это нонсенс.

В процессе лечения моя жена провела с Евдокией много времени в разных больницах. Наверное, половину Дунечкиной жизни. Всего один или два раза мы столкнулись с врачами старой закалки, советского формирования, которые поднимали вопрос об отказе от ребенка. Мне кажется, что в нашей стране этот момент уже преодолен. В целом мы ощущали доброе отношение. Никакой напряженности и негатива со стороны персонала не было.

Наверное, это наследие советских времен, но у медиков иногда нет мужества реально описать положение дел. Они начинают говорить какие-то общие фразы, не дают комментариев к обследованиям. И я очень благодарен тем врачам, которые говорили всё как есть: «Жизнь ее будет недолгой». Всё! Простые и понятные слова. И мы знали, что должны сделать все, чтобы эта ее недолгая жизнь была счастливой насколько возможно.

В пять месяцев Дунечке провели операцию на сердце. Первое время она хорошо восстанавливалась, а потом стало понятно, что организм угасает. И врач сумел честно сказать, что то, что он назначает – это не лечение, а поддержание жизни. И мы, не обманывая себя, делали всё, чтобы поддержать ее жизнь и облегчить страдания.

Этот момент очень важен. Когда ты находишься в иллюзиях, а врач пытается завуалировать реальность, то будешь действовать неадекватно. Ни в коем случае нельзя скрывать от родителей реальное положение дел. Потому что время – это тоже Божие лекарство. Последние девять месяцев мы знали, что поддерживаем ее хрупкую, неуловимую жизнь. И эти последние Дунечкины девять месяцев под кислородным аппаратом были наполнены жизнью и любовью. Это была, действительно, полнота! Она причащалась каждое воскресенье.